Путеводитель по франции. Путешествие во Францию: рассказ про поездку в Сен-Жермен-эн-Лэ Где поесть в районе Сен-Жермен-де-Пре

November 23rd, 2014 , 09:46 pm

Название городка переводится как «Сен-Жермен у просеки». Рядом - Сен-Жерменский лес. И история его отсчитывается со времен неолита. Основные памятники древнего периода собраны во рву перед дворцом.

Вот этот крытый переход, который находится сейчас во рву замка Сен-Жермен-ан-Ле, ведет в город Конфлан-Сент-Онорин в 10 км от Сен-Жермена.

В 1025 году король Франции Роберт Благочестивый из династии Капетингов основал в этих краях небольшой монастырь, посвященный Святому Винсенту и Святому Жермену.

В 1124 году король Людовик VI (между прочим, внук Анны Ярославны, дочери нашего Ярослава Мудрого), построил напротив монастыря боевой, довольно грубый замок под названием Гран-Шатле. Уж больно место было стратегически удобное для охраны столицы. А охранять было от кого, особенно от англичан.

В 1238 году другой Людовик, Людовик IX, названный позднее Святым, пристроил к крепости Сен-Жерменскую святую капеллу. И это была "репетиция" Святой капеллы Сент-Шапель в Париже. Строил ее тот же зодчий Пьер де Монтрёй по поручению того же самого короля.

Эта капелла Святого Людовика сохранилась до наших дней.

Столетняя война полыхает между Англией и Францией, и в 1346 году сын английского короля Эдуарда III, Эдуард принц Уэльский, по прозвищу Черный принц, в ходе этой самой войны, разрушил замок Гран-Шатле, только Святая капелла и осталась.

Менее 20 лет спустя король Карл V из династии Валуа вновь возводит на руинах замок. Затем 100 лет спустя следующий король, Франциск I, перестраивает его в стиле итальянского Ренессанса (в то время в моду во Франции вошло все итальянское), но с сохранением древнего донжона. Изюминкой замка стал регулярный парк, разбитый перед дворцом. Тогда еще не такой уж регулярный, но он был одним из первых такого типа во Франции.

Франциск I, как и все короли династии Валуа, очень любил этот замок. Здесь он сыграл свадьбу (вторую), здесь родились его дети. Сын Франциска, ставший после отца королем Генрихом II, тоже любил этот замок и его архитектор Пьер Делорм построил рядом с уже существующим "старым" замком так называемый "новый замок". И Генрих, также как отец жил в этом замке с женой, Екатериной Медичи. И большинство их детей родились и провели здесь детство.

Поскольку король живет в Сен-Жермене-ан-Ле, то и его придворные начинают строить себе дома поближе ко дворцу.

Старший сын Генриха II, Франциск, крайне болезненный мальчик, когда ему было всего 4 года, родители подписали соглашение о его браке в Марией Стюарт, которой было в то время 6 лет. Шел в 1548 год, и Мария тут же направилась во Францию, чтобы получить настоящее утонченное французское воспитание, достойное жены наследника французского престола.

10 лет, которые Мария, по свидетельствам современников, называла самыми счастливыми в своей жизни, она провела именно здесь, в Сен-Жермен-ан-Ле. 10 лет спустя, в 1558 году, свадьба Франциска и Марии, как и планировалось, состоялась.

Через год Генрих II погиб и Франциск II взошел на французский престол, а вместе с ним и Мария. А еще год спустя Франциск умер и началось трагическое путешествие Марии Стюарт к плахе.

Еще одна литературно известная уроженка замка Сен-Жермен-ан-Ле, это родившаяся в этом замке в 1553 году дочь Генриха II и Екатерины Медичи, Маргарита да Валуа, получившая с легкой руки Александра Дюма прозвище Королева Марго.

Королеву Марго по политическим соображениям выдали замуж за Генриха Наваррского. Генрих стал королем под именем Генриха IV, Маргарита стала королевой, последней из рода Валуа... Вот только брак совсем не задался и в конце концов они все-таки развелись. Маргарита была последней представительницей королевской фамилии Валуа. Дальше, от Генриха IV, пошел род Бурбонов.

Генрих снова женился, теперь на Марии Медичи, и тоже поселился с семейством в Сен-Жермен-ан-Ле. И многие из его детей, официальных и неофициальных (Генрих признал 11 своих внебрачных детей, а уж сколько их всего было, кто знает) рождались и жили здесь.

Сын Генриха IV, король Людовик XIII (тот самый, из "Трех мушкетеров" Александра Дюма, женой которого была Анна Австрийская, так неосторожно подарившая бриллиантовые подвески) тоже обожал эту королевскую резиденцию и проводил здесь много времени.

Старший сын Людовика XIII, будущий король Людовик XIV, вошедший в историю как "король-солнце", тоже родился в этом замке. Он вступил на престол, когда ему исполнилось всего 5 лет. Конечно же, правил не он сам, регентшей при нем стала его мать, Анна Австрийская. А ее главным советником - кардинал Мазарини. Кардинал был крайне непопулярен в народе и, когда его власть настолько возросла, начались волнения. Народ в Париже (и не только) взбунтовался. Эти события назвали потом фрондой.

Анна Австрийская посреди ночи схватила сына, затолкала в карету и увезла из Лувра в Сен-Жермен, подальше от бунтовщиков. События эти, безусловно, впечатались в память ребенка и, когда он повзрослел и стал править самостоятельно, он заявил: "Государство - это я!" и установил абсолютную монархию. И, чтобы выразить эту идею абсолютизма, построил Версаль с его огромным регулярным (уже по-настоящему регулярным) парком. Впрочем, сначала парковый архитектор Андре Ленотр "потренировался" на парке Сен-Жермен, а потом уже сотворил Версаль.

В 1682 году "Король-солнце" переехал в Версаль, который стал официальной резиденцией французских королей. А Сен-Жерменский дворец опустел. И, даже несмотря на то, что король-солнце подновил и замок и сады, время величия безвозвратно ушло из этих мест и в дальнейшем замку не везло.

Когда из Англии изгнали короля Якова II Стюарта, король-солнце приютил его в Сен-Жермене. Здесь же потом было "гнездо" якобитов, которые готовили тут свои заговоры.

Людовик XVI (который потом во время Французской революции сложил голову на плахе) подарил Сен-Жермен своему брату, будущему королю Карлу X. А тот по какой-то причине тупо снес "новый дворец" и распродал земельные угодья. Ну хоть "старый дворец" уцелел, и то спасибо.

Во время Великой французской революции замок стал тюрьмой (удел многих замков, увы). Потом здесь была школа верховой езды, потом военная тюрьма, кавалерийское училище, казармы...

Ну и, наконец, с 1862 года здесь Археологический музей.

А парк довольно забавно декорирован в "современном стиле".

Церковь, которая стоит напротив замка, тоже носит имя Сен-Жермен. Она начала строиться в 1766 году. Как и большинство таких сооружений, она стала уже 4-й церковью, которую строили на этом месте. Французская революция слегка приостановила строительство, но вскоре оно возобновилось. Завершилась стройка в 1827 году. Получилось здание в стиле неоклассицизма, как бы вдохновленное раннехристианскими базиликами.

Французский композитор Ашиль Клод Дебюсси родился в Сен-Жермен и его крестили в этой церкви.

Сен-Жермен-ан-Лэ

Загадочный замок Сен-Жермен Литературная фабрика «Дюма-отец» Ресторан семьи Фурнез и «школа Шату» Морис Дени. Село Шушенское Граф А.А. Игнатьев Ла Фезандри Вожель

Поселение близ леса и излучины Сены, существовавшее в этих местах еще в эпоху Меровингов, стало к середине XIX века первой дачной местностью под Парижем, куда пришел пригородный поезд. Этому предшествовало, впрочем, почти тысячелетие, наполненное событиями. Маленький придорожный монастырь Сен-Жермен-ан-Лэ (то бишь «Святой Жермен у просеки») устроил тут еще Робер Благочестивый, а в начале XII века здесь уже стояли стены первой крепости. Король Людовик VI приезжал сюда на охоту, Карл V отстроил замок после всех военных невзгод, а Людовик XI поселил в нем своего медика, что же до Франциска I, то он по возвращении из Италии доверил перестройку замка Пьеру Шамбижу. Потом Генрих II поручил Филиппу Делорму построить Новый Замок, а Генрих IV приказал расширить террасу (сохранился и доныне Павильон Генриха IV). В XVII веке Мансару было поручено заменить угловые башни пятью павильонами. Король Людовик XIV не только родился здесь, но и жил тут по большей части, пока не обосновался окончательно в Версале. Это он, Людовик XIV, благоустроил Старый Замок и заказал устройство террасы Ле Нотру. Тогда-то и настала здесь эпоха самых великих празднеств и балетов. Сам Мольер поставил здесь несколько своих пьес. В январе 1672 года мадам де Севинье сообщала в письме своей дочери: «…каждый вечер в Сен-Жермен – балы, комедии, маскарады… Расин поставил комедию, которую назвал «Баязет»…»

Впрочем, не только балы и спектакли бывали здесь в ту пору, но и вполне серьезные мероприятия. 4 сентября 1668 года Людовик XIV с большой помпой принимал здесь русское посольство во главе с Потемкиным, присланное русским царем Алексеем Михайловичем для заключения торгового договора. Королевская гвардия была построена во дворе, били барабаны, развевались знамена…

После переезда двора в Версаль в здешнем замке остался скучать в одиночестве английский король Яков II. Ну а в революционном 1793 году в замке, понятное дело, была тюрьма (кстати, среди прочих здесь томился и сам автор «Марсельезы» Руже де Лиль).

При великом воине Наполеоне в замке было кавалерийское училище, потом снова тюрьма и казармы… Но вот с 1862 года и до конца века замок стал реставрироваться и был окончательно восстановлен, а к середине XIX века в Сен-Жермен пришел первый поезд…

Неудивительно, что после стольких перестроек архитектура знаменитого замка отражает перемены стилей, влияний и вкусов, и все же нашлись тонкие ценители (такие, как поэт Жерар де Нерваль), которым замок этот казался одним из самых загадочных и прекрасных сооружений во Франции. И надо признать, даже кое-какие старые куски замка уцелели – скажем, средневековый цоколь, донжон крепости времен Карла V, два нижних этажа времен Франциска I.

Французский сад, распланированный в XVII веке Ле Нотром, со временем пришел в запустение, затем часть деревьев была вырублена грубыми строителями железной дороги, а в 60-е годы XIX века сад и вовсе превратился в английский. Что же до стоящего в отдалении Павильона Генриха IV, то в нем, во-первых, уцелела старинная церковь Анны Австрийской, та самая, где было проведено первое, предварительное крещение Людовика XIV, а во-вторых, был открыт в 1836 году шикарный отель, в котором умер сам Тьер. Для еще большего шику хозяином был приглашен сюда сам Александр Дюма-отец, который здесь «писал», как сообщают, своих замечательных «Трех мушкетеров». Впрочем, согласно другим, не менее достоверным источникам, роман этот, как и прочие знаменитые романы Дюма, написал собственноручно скромный парижский учитель и журналист Огюст Маке, а Дюма только «прошелся по ним рукой мастера» и надписал на титульном листе свое имя. (Но это не в упрек отелю: на худой конец, можно сказать, что именно в этом шикарном отеле Дюма впервые прочел свой знаменитый роман…) Даже самые ярые защитники Дюма, такие как его биограф Андре Моруа, не смогли привести доказательства того, что Дюма «писал» свои романы. Моруа добродушно сообщает, что тогда так было принято – нанимать «негров», что даже великие мастера живописи подписывали работы своих учеников, что Дюма что-то все же усовершенствовал в чужой работе. Но как раз из объяснений Моруа и вытекает то, что так коробит русского читателя (который не способен представить себе Толстого, Тургенева, Достоевского, которые бы стали стыдливо – или, напротив, бойко – продавать труды своих «негров»). Конечно, Дюма и не писал «серьезных» произведений, он просто развлекал публику. У него действительно лихо закрученные сюжеты. Но кто «закручивал» сюжеты? Похоже, что это и делал парижский учитель Огюст Маке…

Кое-какие следы творческих усилий Дюма в Сен-Жермен-ан-Лэ можно обнаружить в архивах. Скажем, переписку о пересылке полученных от Маке кусков «Виконта де Бражелона» в газету «Век» (самым доходным делом была именно поставка «фельетонов»-сериалов газетам). Этот сен-жерменский эпизод всплыл на поверхность в 1858 году. К тому времени, обремененный гаремом из шести содержанок (по большей части бывших), Дюма просадил не только свои деньги, но и деньги Маке, и вот тогда «негр», взбунтовавшись, затеял судебный процесс, требуя признания своего авторства «Мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и всех прочих знаменитых романов. Как раз в пору этого процесса бывший редактор «Века» Шарль Матарель де Фьен и написал сочувственное письмо Огюсту Маке, где напоминал, как Дюма потерял в Сен-Жермене кусок «Виконта де Бражелона» и редакции пришлось попросить Маке написать тот же кусок заново. Маке написал, и разница в тексте между прежним его куском (который Дюма в конце концов нашел) и новым составила не больше тридцати слов на пятьсот строк… Почтенный редактор предлагал в качестве свидетелей несомненного авторства Маке также своего наборщика и корректора.

Толком никто, похоже, и не проанализировал отличие «Трех мушкетеров» от собственных, так сказать, собственноручных писаний Дюма. В издании 1845 года сам Дюма указал на титуле двух авторов – Дюма и Маке – и, как он сообщал в связи с этим сыну, отдал Маке две трети гонорара (это при его-то долгах). Судя по занятости Дюма другими делами, а также по отзывам поклонников Великого Дюма о неких его «вставках» и «правках», писал великий роман все же невеликий Маке. Но, конечно, лучшие друзья и благожелатели Дюма утверждали, что он и сам – найдись у него время – мог бы написать не хуже, чем Маке. Лучшая подруга Дюма Жорж Занд в письме своему любящему «сыну» (Дюма-сыну), расхваливая поздний роман Дюма-отца «Сан-Феличе», так писала об отце-писателе: «Если он хотел доказать, что для того, чтобы быть Дюма, ему не нужен ни Маке, ни кто-то иной, он преуспел». Значит, все-таки надо было доказывать. Снова и снова доказывать, что писал он сам. Или что и сам писал тоже…

Но оставим знаменитую «литературную фабрику Дюма» и вернемся к знаменитой террасе замка, построенной в 1669–1675 годах по планам Ле Нотра под наблюдением славного Ардуэн-Мансара и существующей поныне. Под этими тополями не раз ставил свой мольберт Сислей, отсюда открывается панорама Парижской низменности и даже виден бывает в ясную погоду силуэт Эйфелевой башни. Терраса кончается перед самым Сен-Жерменским лесом, и ее восьмиугольная эспланада отделена от леса Королевской оградой.

Следует рассказать подробнее о незаурядной судьбе здешнего замечательного замка. Еще в 1862 году император Наполеон III велел издать декрет о размещении в замке археологического музея, который отражал бы судьбу этой страны от доисторических времен до эпохи Меровингов. Позднее рамки музея были расширены, и ныне это воистину грандиозный (18 залов) Музей национальных древностей с редчайшими экспонатами палеолита, неолита, бронзового и железного века, предметами, дошедшими из галло-романской и меровингской эпох. Иным из выставленных здесь произведений (скажем, вырезанным на кости «Оленям из Шофо») добрых три тысячи лет… Сами понимаете, что даже на простой перечень того, что предстает здесь любопытному взору, нам не хватило бы целой книги.

Поскольку короли (в частности, Людовик XIV) подолгу обитали в Сен-Жерменском замке, то и самые самостоятельные (и состоятельные) из придворных (а также, конечно, родственники, наследники, фаворитки и фавориты короля) старались построить себе в городке Сен-Жермен-ан-Лэ более или менее пристойное жилье (дворец или виллу), прибегая по возможности к услугам самых крупных архитекторов (вроде Ардуэн-Мансара). Многие из этих прекрасных дворцов уцелели, и вы сможете увидеть их, гуляя по нынешней площади де Голля, по Эльзасской улице или рю Вьей-Обревуар (то есть по улице Старого Водопоя), по Парижской улице или по улочке Золотого Орла.

Когда же и сам Сен-Жермен-ан-Лэ стал пусть «пригородным», но все же городком (с десятками тысяч жителей), то люди со вкусом стали селиться в пригородах этого разросшегося городка, строили себе виллы в Везине (одна из тамошних вилл построена знаменитым модернистом Гимаром), в Шату и других старинных селениях по соседству. В Шату жил и умер, в частности, один из самых состоятельных русских эмигрантских писателей и журналистов (бывший издатель журнала «Столица и усадьба») Владимир Крымов. Если верить Роману Гулю, Крымов жил на авеню Эпременвиль (дом № 3), на вилле, на которой до него (в разное время) жили Мата Хари, Макс Линдер и другие знаменитости. Свою жизнь в садовом домике у Крымова Гуль описал в мемуарной книге «Я унес Россию» (том 2).

Хотя замок бывшего здешнего землевладельца Бертена не уцелел, улица Замка Бертена может вывести нас (от дома № 26) к уцелевшему гроту Нимф (так сказать, «нимфейнику»), сооруженному знаменитым архитектором Суфло. Мода на романтические «нимфейники» и гроты пришла из Италии, и уцелело их во Франции не так уж много (отчасти из-за хрупкости материалов – всех этих ракушек и кристаллов): уцелели они в Фонтенбло, в Шату, в Исси, да еще, может, два-три на всю Францию, так что непременно полюбуйтесь здешним…

Во второй половине XIX века (и чуть ли не до конца века) на постоялом дворе (и в ресторане) семьи Фурнез (на островке Шату) любили собираться французские писатели и художники. Здесь бывали Мопассан, Дега, Моне, Мане, Курбе, Сислей, Ренуар. Последний написал на террасе ресторана свой знаменитый «Завтрак гребцов». Что же до основателей «фовизма» Вламинка и Дерена, то они и вообще поселились близ ресторана Фурнезов и созданную ими школу часто называли «школой Шату».

ЗАМОК СЕН-ЖЕРМЕН

С 1902 до 1906 года здесь же находились имение и вилла мадам де Костровицки, чей сын стал поэтом, познакомился со здешними соседями Вламинком и Дереном, стал интересоваться современной живописью. Стихи он писал под псевдонимом Гийом Аполлинер, стихи были вполне модерные (некоторые из них славно перевел Булат Окуджава), но одно из его стихотворений было столь напевным («Мост Мирабо»), что по количеству его русских переводов оно вполне может соперничать со столь же знаменитым в России стихотворением Верлена про дождик.

Раз уж речь зашла о более или менее новом искусстве, напомню, что и сам город Сен-Жермен-ан-Лэ способен не только удовлетворить запросы и вкусы тех путешественников, кого интересуют события, происходившие на земле за последние 700 тысяч лет истории и предыстории (может, «доистории»), скажем художественные опыты первых homo sapiens, наскальная живопись, скульптура и керамика эпохи неолита, поклонников Мобижа или Мансара, но и поразвлечь тех эстетов, кого волнуют опыты почти современных (конца XIX и начала XX века) французских художественных «пророков» – «наби» (у них тут есть свой неслабый музей в былом помещении старинной больницы, основанной еще мадам де Монтеспан). Здание этого местного Музея Аббатства находится в юго-западном углу города, в самом начале улицы Мориса Дени, которая не случайно носит имя этого художника, покинувшего наш лучший из миров в 1943 году 73 лет от роду. Морис Дени был душой этой не слишком обширной группы художников-«пророков» (по-древнееврейски «пророк» и будет «наби»), одним из первых (ибо самым первым считается все же Поль Серюзье) ее создателей и главным ее теоретиком, так что если даже он не был лучшим из ее художников (в группу входили одно время Боннар, Виллар и Майоль), то, во всяком случае, он всегда был самым плодовитым из ее писателей, автором нашумевших искусствоведческих книг «Теории» и «Новые теории». На теории Дени уже в ранние годы сильно повлияли Пюви де Шаванн и Поль Гоген (с которым основатель группы Поль Серюзье был знаком лично), в частности знаменитая фраза Гогена, которую Дени назвал «боевым кличем современного искусства»:

«Не забывайте, что картина прежде, чем стать лошадью, голой женщиной или рассказом о чем-либо, была прежде всего плоской поверхностью, покрытой красками, размещенными в определенном порядке».

Итак, «пророки»-«наби» выступали против всякого натурализма (черты которого они усматривали в импрессионизме), но ощущали свою связь с писателями-символистами, то есть в конечном счете тоже придавали значение предметам, сюжетам, «рассказу».

Купив здание бывшей больницы (кто только не владел им за прошедшие столетия!), Морис Дени переименовал его в Аббатство. В этом Аббатстве и обосновались «пророки». Со временем, правда, Боннар и Виллар отошли от «наби», в 1900 году к «пророкам» присоединился на время Майоль, а в том же 1900-м Морис Дени написал свой знаменитый групповой портрет «Памяти Сезанна». Надо отметить, что Дени несколько раз ездил в Италию, пристально изучал творения Джотто, Фра Анжелико и Пьеро делла Франчески, посетил вместе с Серюзье бенедиктинский центр религиозного искусства в Германии, с 1910 года и сам много занимался религиозной живописью, а в 1919-м открыл в купленном им помещении Ателье религиозной живописи. Нынче здесь – расписанная им часовня и музей, где выставлены, кроме «пророков» Боннара, Серюзье, Виллара, Русселя, Валотона и, конечно, самого Дени, также и работы художников «группы Понт-Авена», в общем, вполне оригинальное собрание живописи, которое регулярно обогащается за счет завещаний и пожертвований. Старинное здание Музея Аббатства расположено в цветущем парке, на аллеях его – статуи самого Бурделя, в общем, место тихое, загадочное, царит здесь атмосфера духовности и покоя…

Любопытно, что временная парижская мода на живопись «набийцев» не ускользнула от зоркого ока тогдашней провинциальной купеческо-меценатской Москвы, покупавшей все, что было модного в Париже (что, конечно, не могло не ранить сердца отечественных гениев и патриотов). В любопытнейших мемуарах художника и коллекционера князя Сергея Щербатова («Художник в ушедшей России». Изд. им. Чехова. Нью-Йорк, 1955) я наткнулся на фразы, полные обиды (приведу их, не вторгаясь в споры мэтров):

«Почему была поручена роспись – и за огромные деньги – русским купцом С.А. Морозовым в его столовой в Москве Мориссу Дэнису (парижскому художнику), написавшему ужасные по слащавости фрески, а не нашему поэту, благородному художнику Мусатову?.. был приглашен Морисс Дэнис, пользовавшийся в то время еще большой славой в Париже (впоследствии померкшей), но опасный в силу очень неровного вкуса и впавший в нестерпимую пошлость и слабость. Последние он проявил полностью в росписи упомянутой столовой Морозова (можно себе представить, как она была оплачена). Редко приходилось видеть большую пошлость, чем эта живопись цвета розовой карамели…»

Не только в окрестностях Сен-Жермен-ан-Лэ, но и в самом этом дачно-королевском городе, как вы уже догадались, жило немало французских знаменитостей. Иным из них даже по-счастливилось здесь родиться. И не только королям Генриху II, Карлу IX и Людовику XIV. Так случилось и с будущим знаменитым французским композитором Клодом Дебюсси, который родился в маленьком домике на Хлебной улице (38 rue au Pain). Здесь же неподалеку жили три совершенно гениальных брата-эрудита Рейнахи, инициалы которых (J.,S.,T.) шутники-французы расшифровывали как «Je sais tout» – «Я знаю все».

У меня, впрочем, и у самого жила в Сен-Жермен-ан-Лэ одна русская знакомая, которую я считаю совершенно гениальной, хотя, в отличие от братьев Рейнахов, ей не довелось ни родиться в богатой интеллигентной французской (вдобавок еще еврейской) семье, ни жить в довольстве и сытости. А все же ей удалось победить все невзгоды судьбы, и я позволю себе пересказать удивительную историю ее жизни – так, как она сама мне ее рассказала в минуту дружеской откровенности. Зовут ее Алевтина, но, поскольку и она, и все участники этой истории еще, слава Богу, живы, зашифрую ее имя буквой А. (как это принято у более опытных и деликатных авторов). Итак, моя подруга А. родилась в Сибири, окончила пединститут, вышла замуж, родила двух милых дочек, а потом разошлась с мужем (что не является редкостью ни во Франции, ни в России – в обеих странах раньше или позже обнаруживается, что мужья оказываются «не теми людьми», какими представлялись в пору раннего жениховства, да и невесты чаще всего не оправдывают самых скромных мужских надежд). И вот молодая разведенная женщина должна была работать и растить двух милых крошек в суровой обстановке то ли уже построенного, то ли еще недостроенного социализма, и вдобавок – в суровом сибирском климате. Впрочем, климатические условия села, в котором работала мать-одиночка, считались вполне здоровыми, ибо речь идет о сибирском селе Шушенском, где отбывал ссылку молодой противник царского единовластия (и, как выяснилось, ярый сторонник своего собственного единовластия) В.И. Ленин. Следуя в сибирскую ссылку в дорогом спальном вагоне (потому что будущий вождь был не из бедных и не мог рисковать своим здоровьем, нужным для революции), тов. Ленин выяснял у попутчика-доктора, с которым он мирно играл всю дорогу в шахматы, какое место считается в Сибири самым благоприятным в смысле здоровья и климата, и доктор присоветовал ему Шушенское. Ну а моя знакомая А. попала туда (хотя и намного позже) именно из-за Ленина, а не в поисках здорового климата, потому что ей удалось получить место экскурсовода в музее, который был специально открыт в самой просторной и крепкой избе Шушенского, где жил Ленин во время ссылки. К сожалению, жить моей знакомой пришлось в менее комфортабельной избушке, чем ленинская, но избу, как и судьбу, не выбирают при нынешнем жилищном кризисе, хотя, как вы сами убедитесь из моего рассказа, настоящий человек может победить и судьбу.

Вначале жизнь в Шушенском у моей знакомой «вольнопоселенки» А. складывалась без дополнительных трудностей. Как раз подошла столетняя годовщина такого знаменательного события, как появление на свет будущего великого вождя, и в местные сельмаги завезли разнообразные товары и даже промтовары, в том числе и дефицитные в провинции «детские вещи». Но потом праздники отшумели, потому что не век же праздновать столетие, и товары, которые раньше хоть время от времени в сельмагах «выбрасывали», теперь из местной торговой сети совершенно исчезли. И вот тогда многодетным работникам избы-музея, целый день печальными голосами вещавшим о безбедной, курортной (на казенный счет) жизни будущего вождя с присланными ему царским правительством женой, тещей, пособием и нанятой им за рубль несовершеннолетней домработницей (запечный угол домработницы, впрочем, позднее поступило указание скрывать от широкой публики как маловоспитательный), пришлось проявить истинно пролетарскую энергию и сметку. Они стали по очереди ездить в командировки в Москву, откуда они якобы должны были привозить новые бесценные сведения о жизни вождя. На самом деле «командированные» целыми днями ходили в столице по магазинам и стояли в очередях, закупая по списку разные пром-товары, и в первую очередь, конечно, «детские вещи». Работа была ответственная и до крайности утомительная, ведь не одни только сибиряки съезжались на тот же предмет в краснозвездную столицу, но и другие иногородние граждане, потому что у всех дети. Промаявшись до закрытия магазинов в очередях тогдашнего бермудского треугольника столицы (ГУМ, ЦУМ, «Детский мир»), бедная А., прежде чем лезть в переполненный поезд метро и пилить на ВДНХ, где ей удалось снять койку, заходила перевести дух в самое спокойное и безлюдное учреждение столичного центра – в Музей Ленина (куда у нее, по известному вам стечению обстоятельств, был служебный пропуск). В музее она присмотрела несколько совершенно безлюдных уголков, где можно было, свалить мешки и сумки, сесть в кресло, снять туфли и дать отдых конечностям (самые крепкие в мире ноги были тогда, по авторитетным признаниям, у советских женщин). Идеальным в этом смысле был кинозал, там всегда было пусто, полутемно и прохладно (и то подумать, кто из советских экскурсантов пойдет кино смотреть про Ленина, если они про него уже с октябрятского возраста насмотрелись до тошноты). Но вот однажды, когда сен-жерменская (тогда еще шушенская) подруга моя А. сидела вот так одна, босоногая, набираясь мужества для далекой поездки на ВДНХ, в зал, в сопровождении странной и явно не нашей толпы, решительно вошла какая-то сотрудница, зажгла верхний свет и сказала противным голосом, что все посторонние советские товарищи должны немедленно очистить зал, потому что братская зарубежная делегация будет здесь смотреть фильм про Ильича. И вот тут в душе у вполне зрелой, идейно подготовленной женщины-гида, какой была к тем годам А., назрел бунт неповиновения. Может, не было сил подняться, может, стыдно было при не наших людях авоськи свои по залу собирать, а может, задело ее слово «посторонние», потому что была она, что ни говори, коллега-лениноведка, хотя бы и не столичная. В общем, она не двинулась с места, какие-то люди сели с ней рядом, лопоча с еврейским акцентом, а свет в зале сам собой внезапно погас, потому что начался фильм. Мало-помалу успокоившись, А. осмотрела свою нерусскую соседку (старушка божий одуванчик, в огромных очках, не иначе как ихняя коммунистка-проф-союзница) и даже стала от нечего делать глядеть на экран. И вот тут-то соседка склонилась к ее уху и спросила ее сперва на своем еврейском (который оказался французским), а потом уж на совсем неважном английском (за который у А. всегда были одни четверки), проявляя, надо признать, довольно малую степень политической сознательности:

–?А кто этот лысый человек, который там все время бегает, бегает, бегает?

–?Так это он и есть, наш Ильич, – сказала А. – Он почти, можно сказать, с ранней юности был лысый. Потому что мысли. И все время борьба… Отзовисты, богостроители, оборонцы, меньшевики…

–?Да, да, борьба, – сознательно кивнула старуха. – У меня племянник занимается французской борьбой. Тоже рано стал лысый…

–?То-то, – сказала А. – Легко ли?

Тут любознательная старушка спросила, кто эта малокрасивая женщина, которая тоже появляется на экране.

–?Так это ж Надежда Константиновна, его жена, вайф по-вашему. У нее какая-то была, конечно, болезнь, но про это экскурсия наша умалчивает. Как и про нацвопрос у самого Ильича – кто он был? Для этого надо искать в спецхране…

Конечно, легко догадаться, что, когда касалось сложных объяснений, моя знакомая А. без всякого смущения переходила на родной русский язык, и это ее многоязычие вызвало у зарубежной коммунистки (приехавшей специально восхищаться) особенно глубокое восхищение.

–?Какая вы молодая, – сказала она, – и какая грамотная.

–?В темноте-то мы все молодые, – сказала моя подруга А. – Но в общем, конечно, еще не старая. А что до образования, то у нас у всех высшее… Смотрите, смотрите, сейчас хоронить начнут Ильича…

–?Вот и у нашего Шарля жена умерла, – сказала старушка грустно. – Он остался совсем один…

–?Смотрите, смотрите… – увлеченно сказала А., вспоминая предпочитаемую ею последнюю часть их экскурсионной «разработки». – Мороз был. А они хоронят. «Как будто он унес с собою частицу нашего тепла…»

–?Слушайте, – сказала старушка, – а почему бы ему на вас не жениться, Шарлю? Приехать и жениться.

–?Пусть приезжает, конечно. У нас таких, как я, много. Много славных девчат в коллективе…

–?Вот, – сказала старушка. – Вот вам стило. Пишите свой адрес. Немедленно пишите свой адрес.

Моя знакомая не знала, можно ли давать не нашим людям наш советский адрес. Но спросить совета было не у кого. К тому же на дворе стояли уже расслабленные 70-е годы. И вообще, что там за адрес – село Шушенское, Музей Ленина, весь мир знает… Так что она написала. И произошло чудо. Меня лично это нисколько не удивляет, поскольку вообще браки совершаются на небесах. Иногда, конечно, в форме небесного наказания, это тоже понятно. Но в случае с моей подругой из Сен-Жермен-ан-Лэ многие видят какой-то особый знак судьбы. Я лично вижу особенное только во второй части этой истории, к которой пора перейти. Первая завершилась тем, что этот Шарль стал писать письма в Шушенское, намерения его становились все серьезнее, и вдовец даже добился разрешения посетить почти, можно сказать, столичный центр Красноярск, где увидел свою невесту не на старых фотках, но влюбился в нее еще больше и стал добиваться (и достиг) разрешения на брак. Конечно, организации, которые ведают всеми отношениями советских людей с заграницей, старались придумать всякие хитроумные препятствия на пути непредусмотренных акций. Так, накануне отъезда моей знакомой из Сибири в Сен-Жермен-ан-Лэ (минуя ГУМ, ЦУМ и Музей Ленина) какие-то люди в штатском похитили у нее сразу двух дочек. Но высокий красавец Шарль уже понял, что железный занавес дал трещину, и сказал, что они будут бороться из Франции через прессу и президента (тем более что во Франции была, как всегда, предвыборная кампания). В конце концов дочек моей подруги отпустили (как бы в гости), и они пополнили население города Сен-Жермен-ан-Лэ. Меня же при первом моем знакомстве с А. близ магазина «Тати», где оба мы покупали подарки для России, поразили даже не история ее брака и не рассказы о курортной жизни Ильича в Шушенском – меня поразило, что эта гениальная женщина не ходила, подобно мне и еще многим тысячам приезжих (а равно и французов), безработной. Она работала в лицее, преподавала в высшей школе и даже давала уроки в самом «упакованном» здешнем учебном заведении (нечто вроде былой ВПШ). И дочки у нее были в порядке, учились, и Шарль был счастлив. Она и меня пристроила давать уроки в здешней их ВПШ, где я смог убедиться, что местные карьеристы были еще скучней, чем парни из Архангельского обкома ВЛКСМ, куда меня как-то водили в столовую… Да бог с ней, со здешней ВПШ и с городом Сен-Жермен-ан-Лэ, где у семейства А. была мансарда со старинными балками на потолке. Я хотел бы вернуться к Шушенскому и напомнить в порядке оптимизма, что есть еще женщины в русских селеньях. Прав был поэт Некрасов (который сам все время путался с француженками)…

Моя гениальная знакомая Алевтина была и остается (дай ей Бог здоровья) не первой русской обитательницей городка Сен-Жермен-ан-Лэ. На городском Старом кладбище покоится один из самых славных французских кинорежиссеров и киноактеров Жак Тати (там же похоронен и сынок его Пьер, сбитый шальным мотоциклом, и доченька Софи). Русские помнят, что хотя гениальный Жак вырос во французской среде, он был как-никак Татищев… Лично я слышал (а больше читал) и еще об одном русском человеке, поселившемся в начале 20-х годов минувшего века в Сен-Жермен-ан-Лэ в старинном доме (дом № 59) по улице де Марейль. Человек этот был аристократ, граф, бывший генерал царской армии, ставший одним из не слишком многочисленных в ту пору советских «красных графов» – перебежчиков. Перед Второй мировой войной он был, пожалуй, более известен в России, чем ныне, ибо перед самой войной вышли в свет его обширные антифранцузские (и пронемецкие) мемуары «50 лет в строю» (или, как говорили неустрашимые московские остряки, «50 лет в струю»). Тогда книг вообще выходило в России меньше, чем ныне, а тем более мемуаров, а тем более генеральских, тем более графских, тем более эмигрантских – в общем, книга Игнатьева была довоенным бестселлером. Мы подробнее остановимся на этой нашумевшей и не слишком простодушной книге позднее (гуляя по Сен-Жерменскому лесу), а пока надо сказать хоть несколько слов о ее авторе, как-никак обитавшем некогда в Сен-Жермен-ан-Лэ и хоть с нареканиями, а все же платившем местные налоги.

До Первой мировой войны генерал Алексей Алексеевич Игнатьев был разведчик и русский военный атташе во Франции. Война, революция и большевистский путч застали его самого, его жену-балерину и всех его родственников в Париже. На руках у А.А. Игнатьева (в банке, конечно, на его счете) остались большие деньги из царской казны. В Париж, Константинополь, Берлин, Софию и Белград прибывали тогда тыщами обнищавшие, раздетые русские эмигранты, русские солдаты, офицеры и генералы, осиротевшие русские дети, вконец разоренные старые и молодые аристократы. Уж наверно патриоту и монархисту графу Игнатьеву было больно смотреть на их нищенское унижение, голод, страдания, болезни, бездомность, вероятно, хотелось им помочь. И вдруг выясняется, что граф Игнатьев решил отдать все бывшие у него на руках деньги большевикам и Коминтерну – на их подрывные нужды. «Сознательно, идейно…» – стыдливо объяснял граф устно и в прессе. Когда успел произойти этот крутой идейный поворот в сознании служаки-графа, можно только догадываться. Появившиеся во французской печати хитрые (в стиле операции «Трест») графские (вряд ли им написанные, но им подписанные) статейки мало что кому могли объяснить. Он повторял известную трестовскую хитрость: советы – это значит советуются с народом, это почти парламент, почти демократия, почти свобода… Естественно предположить, что явились в роскошную графскую квартиру на острове Сен-Луи в Париже «трое славных ребят из железных ворот ГПУ» и пообещали размазать графа по стене вместе с графинюшкой, если только завтра же, в крайнем случае, послезавтра все-все денежки… И граф понял – размажут. А французская полиция соскребать его подсохшие останки со стен приедет не скоро. Выбора у графа не было (разве что бороться и погибнуть)… Так и отдал бравый генерал столь дорогие для него самого и для ближних денежки. Французская полиция (которой все всегда известно) сообщала в тайных донесениях, что для жизни своей и, главное, для нужд жены-балерины очень нуждается упомянутый граф в средствах. Приведенный в книге А. Игнатьева его «дружеский» разговор с советским полпредом Л.Б. Красиным, в недавнем прошлом ленинским «финансовым агентом», возглавлявшим террористические операции и разбойные налеты-«эксы» для пополнения ленинской кассы, до боли напоминает разговор того же Красина с братом погибшего «при невыясненных обстоятельствах» молодого краснопресненского фабриканта Н. Шмидта (точь-в-точь как до него погиб «при невыясненных обстоятельствах» его дядя С.Т. Морозов, якобы «оставивший» деньги Ленину через Красина и его агента М. Андрееву). «Вы знаете, что мы делаем с теми, кто встает на пути наших денег?» – спросил т. Красин у брата-наследника Шмидта и его адвоката. Брат с адвокатом уже знали: одного из создателей Художественного театра, мецената С.Т. Морозова привезли убитым из Канн и зарыли на Рогожском кладбище. Наследники Шмидта «не встали на пути» у денег, на которые претендовали Красин и Ленин, отдали все – и уцелели. Положение графа Игнатьева было еще более безнадежным: французская полиция ни разу не нашла виновных в русских убийствах, она боялась большевистской разведки. Граф отказался от денег и сразу обеднел. Не избежал он и позора, и остракизма, которому подвергли его семья и эмигрантское сообщество. Семья отреклась от него (официально сообщив об этом через газеты). Младший брат Павел (бывший до революции шефом русской разведки в Париже), умирая, просил не допускать предателя к его гробу для прощания, а младший брат Сергей, доживавший свои дни в русском старческом доме, до конца своих дней отзывался о старшем брате с ненавистью и презрением. Ну, а «товарищ Красин» и другие товарищи долго не допускали бывшего атташе и разведчика до «настоящего дела», до «разведдела». А ему так хотелось взяться за старое и пустить в дело, как он признавался, «капитал знаний – наилучший капитал, и накопленную за время Первой мировой войны осведомленность о французской промышленности». Пока шли проверки, пока он, хотя и показав «осведомленность», не доказал «беззаветную преданность», оклада и должности графу не давали, а лишь разрешили ему жить на комиссионные, устраивая сделки большевиков с иностранными фирмами через старых знакомцев. В общем, живи как хочешь, а у него ведь жена-балерина, теща-француженка, хотя и обрусевшая…

Пришлось графской чете оставить привычную дорогую квартиру в престижном районе Парижа (на острове Сен-Луи) и переехать в неблизкий пригород, в Сен-Жермен-ан-Лэ. Маленький старинный домик, который (вероятно, по сходной цене) отыскали себе граф и его жена-балерина, показался бывшему генералу настоящей крысиной дырой:

«Прислоненный к скалистому склону горы, составлявшему его четвертую стену, наш домик, сложенный из добытого в той же горе камня, высился местами до трех, местами до четырех этажей, каждый в две-три комнаты. Одна из них большая, другая маленькая, полы то деревянные, то каменные, ни одна из ступеней сложенной винтом лестницы не была похожа на другую.

–?Неужели придется жить в этой дыре? – сказал я Наташе…»

Опасаюсь, впрочем, что автору знаменитых мемуаров не удалось теснотой своего старинного четырехэтажного дома растрогать довоенного советского читателя, по официальным нормам которого (граф об этом, конечно, не знал) на три души приходился минимум в 12 квадратных метров (увы, не всегда соблюдаемый: у моих московских родителей, усердных довоенных читателей игнатьевской клюквы, на душу приходилось два с половиной метра в деревянном доме, «без удобств», а после победоносной войны, на которой семейная молодежь была перебита, а сельские дома у стариков сгорели – только полтора метра на душу). Вообще, при торопливом завершении двухтомного повествования («50 лет в строю») у графа и его редакторов из авторитетного учреждения были немалые трудности. Антифранцузскую и пронемецкую книгу надо было сдать срочно (успеть в промежуток между пактом Сталина – Гитлера и началом уже почти подготовленной обоими миролюбцами войны). Надо было порадовать нацистского союзника, а с ним и весь советский народ, срочно объяснив, что гнусные французы и прочие европейцы сами во всем виноваты (Версаль! Версаль!). Обидели мирных пруссаков при заключении мира! – не зря добрый дядя Гитлер их привел в чувство. О гнусности Франции граф сумел сказать во весь голос:

«Мир клеветы, злобы и ненависти к моей родине, в котором пришлось прожить столько лет…»

Но при этом тоже возникли творческие трудности. Конечно, Франция во всем виновата, но были же там «простые труженики», было отделение шпионского Коминтерна, уже переименованное в компартию, были тщательно отобранные коминтерновцами Абрамовичем, Деготем и Фридом симпатичные и послушные «вожди компартии» (Торез, Дюкло), милевшие «людской лаской» к товарищу красному графу, были прошедшие школу Коминтерна и ГПУ французские поэты – Арагон, Вайян-Кутюрье, и даже были свои энергичные левые прозаики (Мальро, Барбюс)… Значит, надо было показать и положительных тружеников. Кроме того, и сам граф был не просто шпион, он был наш, свой в доску труженик, столько натерпевшийся от капитализма, – это тоже надо было отразить в произведении. И еще как-то надо было пока обходить то, к чему лежала душа у развед-графа, чем он в конце концов и занялся и на чем в конце концов, увы, попался в Париже…

И вот мастера советской печатной пропаганды советуют графу украсить финал книги какими-нибудь безобидными анекдотами из сен-жерменского быта, какой-нибудь там древней историей, смешными эпизодами из жалкой эмигрантской жизни (скажем, генерал разводит грибы) и попутно, как-нибудь это ненароком, лягнуть прогнивший капиталистический строй (при котором, кстати, был в то время у власти придуманный Москвою социалистический «Народный фронт»). В общем, решено было отвлечь чуток внимание на старый дом, на грибы, на Сен-Жермен-ан-Лэ и Сен-Жерменский лес, не забывая, конечно…

Что ж, наше путеводное описание от этих свидетельств может только выиграть. Начать со старинного домика на улице де Марейль, купленного четой Игнатьевых. В не слишком далеком прошлом дом принадлежал монастырю, опекаемому самой мадам де Ментенон (тайной супругой короля Людовика XIV). Проявив любознательность, просвещенный граф узнал и другие подробности:

«…по документам городской мэрии мне удалось установить, что домик № 59 по улице де Марейль был построен Иако-вом II, последним английским королем из династии Стюартов, который за свою приверженность к католицизму был вынужден бежать во Францию к своему «кузену», как именовали тогда друг друга короли, – Людовику XIV. Последний, построив себе Версаль, предоставил Иакову II Сен-Жерменский дворец. По-видимому, развенчанный король был хозяйственным парнем (граф, как видите, не гнушается хамоватым большевистским «ньюспиком». – Б.Н. ): престол-то потерял, богу молился, но золотую корону с алмазами, бриллиантами и прочими драгоценностями с собой из Англии захватил. «Пригодится, – видно, думал он, – про черный день!» – и, не доверяя ни французам, ни католическим «отцам», возведшим его в ранг «святых», решил припрятать свои «камушки» в укромное место. В лесу, окружавшем в ту пору город, у подножия горы, он построил прочный домик, поселил в нем своего личного камердинера-англичанина и приказал замуровать, да поглубже, в подземелье драгоценный клад.

Немало, видно, прежних владельцев пытались разыскать этот клад… Невольно захотелось проверить эту легенду, и, подобрав кусок сохранившейся на краю ниши известки, я свез его для изучения в парижскую Академию наук. С этого дня мои слабые познания в археологии обогатились сведениями о том, что строительные материалы… наиболее точно определяют возраст старинных зданий…»

Понятно, что враз обедневший граф думал не об археологии, а о деньгах, и ему пришло в голову сажать шампиньоны в подвале своего старинного дома:

«Предприимчивость для русского человека – не заслуга, это его природное свойство, и, не собираясь стать капиталистом, я все же, ознакомившись с этой промышленностью (разведение грибов. – Б.Н. ), решил испробовать свои силы».

Шампиньоны удались на славу, и граф-генерал даже удостоился похвалы деревенского мэра. «Вы хороший работяга! Надо вам помочь, милый господин!» – сказал мэр русскому экс-генералу.

Однако работяга-граф, заработав на грибах около тридцати тысяч франков, очень скоро понял, что трудами праведными в люди не выйдешь. Тем более оказалось, что для успешной продажи грибов надо платить комиссионерам. Слово это проскочило в текст случайно, из подсознания: ведь и сам граф зарабатывал не грибами, а комиссионными. К тому же выяснилось, что в проклятом капиталистическом обществе надо платить налоги и подати. По воскресеньям на дом к графу приносили повестки о неуплате того-сего пятого-десятого:

«С потерей мной «дипломатической неприкосновенности» эти синие, желтые, а особенно, самые страшные – красные повестки угрожали потерей последнего нашего убежища.

В этих казенных бумажках отражалась не только вся застывшая государственная система Франции, но бросались в глаза и некоторые характерные черты ее народа, воспитанного веками на феодализме и перевоспитанного на принципах частной собственности буржуазной республики».

В общем, ни диппочты, ни дипнеприкосновенности, ни халявы, ни беспредела… Пережитки феодальной системы вынуждали графа все энергичней выслуживаться и все настойчивей проситься на былую разведработу. В конце концов граф хотя бы отчасти оправдал доверие, и ему дали место в торгпредстве. Граф очень старался и там. В свободное время он, как положено, занимался общественной работой:

«В нашем парижском торгпредстве я давно уже чувствовал себя как дома, дирижируя хором:

Так ну же, Красная,

Сжимай же властно…

Свой щит мозолистой рукой…

Слова эти особенно мне приходились по душе…»

Не нужно думать, что граф позабыл все, чему его учили в детстве, что он говорил теперь «парни», слушал музыку Дунаевского, декламировал стихи Михалкова и опростился окончательно. Просто он играл разные роли. Встретив на приеме в советском посольстве композитора С.С. Прокофьева (тоже искавшего там денег и славы), граф сообщил, что он у себя дома на рояле переиграл всю музыку модерниста Прокофьева со всеми ее атональностями и ассонансами. (Прокофьев был так изумлен новым советским дипшиком, что описал эту встречу в своем дневнике.) В конце концов граф доказал новому начальству, что он на все способен, и ему было доверено большое дело. Об этом вы еще услышите, гуляя с нами по таинственному Сен-Жерменскому лесу. А пока – два слова о дальнейшей судьбе бывшего жителя Сен-Жермен-ан-Лэ графа А.А. Игнатьева. Вместе с женой Наташей, с тещей (обрусевшей француженкой) и сестрой граф переехал в Москву, получил там службу в тихом кабинете под портретом Ф. Дзержинского, ездил в командировки в Париж по делам службы (ненароком засветил там своим весьма прозрачным сотрудничеством вождя «младороссов» А. Казем-Бека), потом доживал в столице – в казенной квартире, без больших налогов, но в большом страхе. Старого друга Казем-Бека-отца, ехавшего к семье в места казахстанской ссылки и заехавшего в Москве с визитом к Игнатьевым, бывший генерал предупредил, что ни писать ему, ни звонить не следует, для него это небезопасно. При исполнении по радио знаменитого советского гимна граф немедленно вставал с женой-балериной и тещей и выслушивал любимую музыку до конца стоя (а может, и подпевал громко, ведь был музыкален). Музыку Прокофьева, которую теперь время от времени критиковали в партийной прессе (но время от времени и награждали Сталинскими премиями) граф больше не бренчал на фортепьянах, тем более что парижскую жену Прокофьева прелестную Пташку упрятали в лагеря… Ах, как все же было прекрасно в старинном домике в те далекие сен-жерменские времена, как славно… Но налоги, черт бы их драл, налоги, пережитки феодализма, капитализма, деньги, деньги, жены, тещи, шпионы…

Кстати, догадки (вероятно, также собственные наблюдения и пересказ лагерных слухов) о том, что и в Москве (под портретом Дзержинского) малопочтенный граф не даром ел казенный паек, я обнаружил недавно в рассказе замечательного писателя Варлама Шаламова «Букинист» – там один из лагерных знакомых лирического героя (бывший капитан НКВД, которого писатель условно называет Флемингом) делится с этим лирическим героем своими ностальгическими воспоминаниями о былой разведработе в «сфере культуры». Вот как Шаламов обобщает эти воспоминания:

«Для Флеминга и его сослуживцев приобщение к культуре могло быть – как ни кощунственно это звучит – только в следственной работе. Знакомство с людьми литературной и общественной жизни, искаженное и все-таки чем-то настоящее, подлинное, не скрытое тысячей масок.

Так главным осведомителем по художественной интеллигенции тех лет, постоянным, вдумчивым, квалифицированным автором всевозможных «меморандумов» и обзоров писательской жизни был – и имя это было неожиданным только на первый взгляд – генерал-майор Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. Сорок лет в советской разведке.

–?Я эту книгу «50 лет в строю» прочитал уже тогда, когда познакомился с обзорами и был представлен самому автору. Или он был мне представлен, – задумчиво говорил Флеминг. – Неплохая книга «50 лет в строю».

Любопытно, до какого же чина дослужился бывший генерал, сидя в тепле под знаменитым портретом, если его могли представлять капитану «Флемингу»? Впрочем, зэки, подобно эмигрантам, любят в безответственных разговорах безмерно завышать свои былые чины (а Флеминг-то в ту пору был зэк)…

Отдав должное обитателям Сен-Жермена и округи, следует сказать хотя бы несколько слов о Сен-Жерменском лесе, в котором полтора столетия назад влюбленный император Александр II, совершенно счастливый, скакал рядом с прелестной молодой наездницей (и будущей женой, надо было дождаться только смерти первой супруги-императрицы) Катенькой Долгорукой. Ах, что за чудный выдался тогда июньский день!

Конечно, Сен-Жерменский лес уступает разнообразием пейзажей и рельефа Компьеньскому лесу или, скажете такому чуду, как лес Фонтенбло. Тем более что после всех «заимствований» лесу здесь осталось всего 4000 гектаров. Однако лес этот недалеко от Парижа, его пересекают три госдороги, так что на машине легко добраться в любые «дебри», да и деревья здесь прекрасные – и буки, и каштаны, и грабы, и даже березы. В расчете на умиротворяющее (и расслабляющее) влияние природы хитрец Наполеон как-то во время здешней охоты (случилось это летом 1808 года) усадил к себе в коляску русского посла графа Толстого и затеял с ним хитроумный разговор о том, что, мол, ходят слухи о возможности военных действий Франции против друга его, русского императора Александра I. «Но ведь разве нападают народы южные на северян? – хитро заметил великий шахматист-любитель. – Это народы севера нападают на южан». Он добавил, что, конечно, в России снег и холода, так что русским, наверное, хочется сюда, в тепло. На что граф Толстой ответил, что он предпочитает родные снега французскому климату. Тоже ведь был дипломат и правду говорил, вероятно, лишь по особому случаю. Однако что касается снега и холодов, тут кумир французского народа и впрямь как в воду глядел – сильно не повезло ему со снегом и холодами четыре года спустя…

Из книги Париж. Путеводитель автора Экерлин Петер

*Предместье Сен-Жермен *Предместье Сен-Жермен, или Сен-Жермен-де-Пре (Saint-Germain-des-Pr?s), – бывший квартал литераторов и художников, сюрреалистов и экзистенциалистов, квартал прокуренных подвальных джаз-клубов и бесконечных философских дискуссий. Здесь встречались парижские

Из книги 100 великих оригиналов и чудаков автора Баландин Рудольф Константинович

*Аббатство Сен-Жермен-де-Пре Посреди предместья Сен-Жермен стоит самая старая колокольня Франции, массивное романское сооружение, построенное почти тысячу лет назад. Она принадлежала одному из больших аббатств Парижа, *Аббатству Сен-Жермен-де-Пре (Abbaye Saint-Germain-des-Pr?s) (124), от

автора Агалакова Жанна Леонидовна

Рынок Сен-Жермен К западу от Одеона когда-то находился центр поселения, которое образовалось вокруг аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Одним из источников дохода аббатства был основанный в 1176 году рынок Сен-Жермен (March? Saint-Germain) (136): крытый продуктовый рынок, объединявший 140

Из книги 100 великих загадок русской истории автора Непомнящий Николай Николаевич

Сен-Жермен …В век Просвещения, веры в науку и чудеса оккультизма авантюристов появилось множество. Из них граф Сен-Жермен был знаменит не менее, чем Калиостро.Сен-Жермен (ок. 1710–1784) - он же князь Ракоци, граф Зароги, генерал граф Салтыков, маркиз Монферат, граф Беллами,

Из книги Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2 автора Носик Борис Михайлович

Район Сан-Жермен де Пре «Пэр э Фий». Типичное парижское бистро, уютное и вкусное, несмотря на то что находится в весьма оживленном месте. Довольно богатое меню, которое варьируется в зависимости от времени года. Очень хорош тартар, замечательный суп-гаспачо и пот-о-фе

Из книги Режиссерская энциклопедия. Кино Европы автора Дорошевич Александр Николаевич

Из книги Все о Париже автора Белочкина Юлия Вадимовна

Сен-Жермен-ан-Лэ Загадочный замок Сен-Жермен Литературная фабрика «Дюма-отец» Ресторан семьи Фурнез и «школа Шату» Морис Дени. Село Шушенское Граф А.А. Игнатьев Ла Фезандри ВожельПоселение близ леса и излучины Сены, существовавшее в этих местах еще в эпоху

Из книги Все, что я знаю о Париже автора Агалакова Жанна Леонидовна

Из книги 100 великих футбольных клубов автора Малов Владимир Игоревич

Церковь Сен-Жермен-де-Пре Церковь Сен-Жермен-де-Пре, основанная в VI веке является самым значительным памятником романского стиля в Париже. Сегодня от огромного монастырского ансамбля остались лишь церковь и монастырский дворец, выстроенный в стиле Генриха IV. Основателем

Из книги Большой кулинарный словарь автора Дюма Александр

Из книги автора

«Пари Сен-Жермен» (Клуб основан в 1970 году)Победитель Кубка обладателей кубков 1996 г., 2-кратный чемпион Франции, 8-кратный победитель Кубка Франции, 3-кратный победитель Кубка французской лиги, 2-кратный победитель Суперкубка Франции.«Пари Сен-Жермен» вместе с «Марселем» -

В 20 километрах от Парижа находится небольшой, и практически забытый туристами городок Сен-Жермен-ан-Ле. Город с древней историей и замком, который, в некоторой степени, стал предвестником Версаля. Название городка переводится как «Сен-Жермен у просеки». Рядом - Сен-Жерменский лес.И история его отсчитывается со времен неолита. Основные памятники древнего периода собраны во рву перед дворцом.

Поскольку король живет в Сен-Жермене-ан-Ле, то и его придворные начинают строить себе дома поближе ко дворцу.

Старший сын Людовика XIII, будущий король Людовик XIV, вошедший в историю как "Король-Солнце", тоже родился в этом замке. Он вступил на престол, когда ему исполнилось всего 5 лет. Конечно же, правил не он сам, регентшей при нем стала его мать, Анна Австрийская. А ее главным советником - кардинал Мазарини. Кардинал был крайне непопулярен в народе и, когда его власть настолько возросла, начались волнения. Народ в Париже (и не только) взбунтовался. Эти события назвали потом фрондой.

В 1682 году "Король-Солнце" переехал в Версаль, который стал официальной резиденцией французских королей. А Сен-Жерменский дворец опустел. И даже, несмотря на то, что Король-сСолнце подновил и замок и сады, время величия безвозвратно ушло из этих мест и в дальнейшем замку не везло.

Когда из Англии изгнали короля Якова II Стюарта, Король-Солнце приютил его в Сен-Жермене. Здесь же потом было "гнездо" якобитов, которые готовили тут свои заговоры.

А парк довольно забавно декорирован в "современном стиле".

Французский композитор Ашиль Клод Дебюсси родился в Сен-Жермен и его крестили в этой церкви.

История

Описание в ЭСБЕ

Сен-Жерменский дворец, построенный при Франциске I , служил во времена Великой революции казармами, а при Наполеоне I - помещением кавалерийской школы; теперь он реставрирован и заключает в себе музей древностей. Перед замком статуя Тьера (работы Мерсье).

Ратуша с библиотекой и картинной галереей. На склоне речного откоса сохранился павильон Генриха IV - остаток так называемого «Нового дворца» Генриха IV, служившего до перенесения Людовиком XIV двора в Версаль королевской резиденцией.

К павильону примыкает терраса в 2,4 км длиной и 35 м шириной, с великолепным видом. Сзади террасы, к северу от города, великолепный Сен-Жерменский лес (на полуострове, омываемом Сеной ; около 4400 га); здесь, в 3 км от города, дачный дом Les Loges, построенный Анной Австрийской.

В 1562 году здесь подписан Сен-Жерменский эдикт , 1570 году - заключён Сен-Жерменский мир с гугенотами , а в 1679 году по Сен-Жерменскому договору великий курфюрст отказался от своих завоеваний в Шведской Померании . В 1919 году - заключен Сен-Жерменский договор , завершивший Первую мировую войну.

Города-побратимы

Напишите отзыв о статье "Сен-Жермен-ан-Ле"

Литература

Отрывок, характеризующий Сен-Жермен-ан-Ле

Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu"est ce qu"il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N"avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu"est ce qu"il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J"ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c"est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.

В истории Франции было немало военных конфликтов и междоусобных сражений, благодаря которым самое пристальное внимание уделялось защите городов и поселений. Кровавое и беспощадное время оставило свои следы - непреступные замки, крепости и бастионы.

Конечно, не все защитные сооружения дожили до нашего времени, многие были разрушены или перестроены, но то, что уцелело в суровые годы, внушает подлинное уважение и восхищение мастерством древних строителей.

Многие туристы стремятся прикоснуться рукой к мощным стенам, выдержавшим не один штурм, чтобы ощутить атмосферу средневековья, когда еще был жив дух рыцарства и благородства.

Сен-Жерменский дворец

Одним из известнейших замков является Сен-Жерменский дворец (château de Saint Germain en Laye) , расположенный в окрестностях Парижа. В 1122 году по высочайшему приказу Людовика VI была построена мощная крепость, от которой до сегодняшних дней осталась только небольшая башня и часовня Сен-Луи, но именно с нее начинается увлекательная история знаменитого замка. В стенах данного сооружения появился на свет известный всему миру Людовик XIV, которого называли «Король-Солнце», что добавило популярности этому величественному дворцу.

Расположен Сен-Жерменский замок в 30

История замка Сен-Жермен Все началось с обычного укрепленного форта, возведенного по приказу Людовика VI по прозвищу Толстый (годы жизни 1081-1137), от которого осталась только квадратная башня донжона. Первые летописные заметки датированы 1124 годом, где в одной из грамот упоминается данное сооружение. Спустя некоторое время, в 1223 году, французский король Филипп-Август решил украсить военный бастион храмом и построил церковь Богоматери.

В тринадцатом веке Людовик IX Святой, подтверждая свое прозвище, рядом с крепостью приказал возвести часовню, посвященную святому Людовику, впоследствии вошедшей в состав замка. Это уникальное сооружение стало прообразом Святой капеллы (Сент-Шапель), спустя некоторое время украсившей Париж.

Смутные годы Столетней войны не прошли даром для стратегического укрепления - в 14 веке английские солдаты почти полностью сожгли замок. Только в период правления Карла V на месте сгоревших руин был построен новый укрепленный пункт. Постройка простояла два века, эффективно исполняя свое предназначение, но время не стоит на месте - меняются короли, развивается наука и искусство, появляются новые ценности.

Поэтому в 1539 году очередной король Франциск I решил снести устаревшее укрепление и возвести на его месте более современный дворец, сочетавший в себе роскошь и мощь. В таком виде Сен-Жермен-ан-Ле и дошел до нашего времени - монументальная и живописная постройка в стиле архитектуры Возрождения.

Строительство не было завершено при жизни короля Франциска I, и эстафету принял его сын Генрих II, который параллельно приказал соорудить новый замок, расположенный на неприступном утесе, возвышающимся над Сеной. В 1559 году общая площадь постройки составляла около 8 тысяч м², при этом внутренних апартаментов насчитывалось около 55 помещений. Также внутри здания располагалась большая кухня, бальный зал и семь небольших часовен.

Несмотря на роскошь и всевозможные удобства, Генрих II не очень любил дворец Сен-Жермен и большую часть времени проводил в новом замке, в котором было предусмотрена сложная система различных лестниц и террас, облегчающая монарху спуск в личную купальню.

В народе данные сооружения так и стали называть - Старый и Новый замок. После того, как трон в 1593 году сел на трон Генрих IV, замок Сен-Жермен по-прежнему оставался популярен в монаршей династии. Новый король настолько полюбил прекрасный вид на знаменитую Сену, открывающийся с террас, что решил разбить прямо на террасах роскошный парк во французском стиле. При этом все дети (законные и незаконные) короля проживали в апартаментах Старого замка - Ген�

Исторические личности, посещавшие замок Сен-Жермен Стены шато Сен-Жермен, повидали множество правителей, которые обычно не задерживались на троне. Здесь скончался Людовик XIII (1643 год), родился Людовик XIV (1638 год), именно за стенами данного сооружения спасалась от преследования вдовствующая королева (1648 год) и нашел убежище Карл II сын английского короля Карла I Стюарта.

Данный дворец был резиденцией многих французских королей и членов их семей. В 1688 году здесь даже проживал со своей семьей изгнанный английский король Яков II Стюарт, приходившийся кузеном Людовику XIV, который в это время переехал в Версаль.

Вполне возможно, что Новый замок уцелел бы до наших дней, но Людовик XVI подарил его в 1777 году своему родному брату Карлу X, который по личным мотивам разрушил замок Сен-Жермен практически полностью. Уцелели только знаменитые погреба и Павильон Генриха IV, где был оборудован уютный ресторан и первоклассный отель, в котором Александр Дюма писал романы «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера» и другие не менее известные произведения.

Уцелевший Старый замок ждала незавидная судьба, в тяжелые годы французской революции здесь решили устроить тюрьму, через некоторое время оборудовали госпиталь. Древние стены дворца, видевшие великих королей, адаптировались под запросы нового времени - в 1809 здесь была создана кавалерийская школа, потом (1836 год) дворец опять использовался в качестве тюрьмы.

Мытарства данного сооружения, уже порядком потрепанного, прекратились 1862 году, когда Наполеон III приказал в его стенах устроить музей галло-римских и кельтских древностей. Открыт музей Сен-Жермен был в 1867 году, после тщательно проведенной реставрации.

Описание замка Сен-Жермен

Сегодня во дворце располагается археологический музей с довольно интересной композицией, полностью воспроизводящей историю Франции, как развивалась страна с древности до наших дней. Также представлены древние экспонаты, собранные в разных уголках мира, благодаря которым можно увидеть процесс развития различных культур, существовавших на земле.

К достопримечательности, которую рекомендуется посмотреть, относится прекрасный парк , представляющий собой двух километровую террасу шириной 30 метров, простирающуюся вдоль берега реки. Данный проект был разработан знаменитым архитектором Андре Ле Нотром и воплощен в жизнь в 1674 по указу ЛюдовикаXIV.

Терраса стала местом для прогулок по берегу Сены: она сочетает в себе четкие линии аллей, тщательно спланированные зеленые газоны и цветочные клумбы, огороженные ухоженными, идеально подстриженными кустами. Здесь, множество изумительно сделанных статуй и дающие прохладу фонтаны украшают всю территорию парка. Совершая прогулку по местности, можно посмотреть на город Париж (его западные районы), на деловой центр Дефанс , а в ясную погоду виден даже силуэт Эйфелевой башни .

Для посетителей Сен-Жерменский дворец закрыт с мая по сентябрь - все остальное время его двери открыты для туристов, поэтому планируя посетить достопримечательности замка, следует внимательно выбирать время поездки. При желании можно зайти на официальный сайт и узнать более подробную информацию.

Если вы мечтаете побывать в Сен-Жермен-ан-Ле, как добраться до замка мы расскажем: необходимо выбрать ветку метро RER линии А1 и на поезде доехать до станции St-German-en-Laye, что занимает примерно 30 минут. Остановка находится напротив дворца, так что не заблудитесь. В Сен-Жермен-ан-Лей можно погулять по уютным улочкам и осуществить шоппинг в небольших модных магазинчиках.

Сен-Жерменский дворец на карте Франции :

Сен-Жерменский дворец на фото

На фото вы можете более подробно рассмотреть замок Сен-Жермен и его окресности.

Квартал Сен-Жермен-де-Пре - исторический район города. Здесь в свое время обосновалась интеллектуальная элита города. До сих пор квартал и известен своим просвещением.

Планируя свою культурную программу в Париже, непременно внесите в нее прогулку по району Сен-Жермен-де-Пре. Вы окунетесь в дух средневековья и возможно даже почувствуете себя героем романа Александра Дюма «Три мушкетера». Да-да, ведь именно в этом квартале стоит дом прославленного д’Артаньяна, в этом районе развернулось большинство событий романа.

Сен-Жермен-де-Пре - один из старейших районов Парижа, и в то же время один из самых шикарных и спокойных. Расположен он в 6-ом округе (северной его части), на левом берегу Сены. Район насыщен достопримечательностями и модными бутиками, одинаково подойдет любителям прогуляться днем и шумно отдохнуть ночью. Особый шарм придают ему джазовые музыканты, которые часто собираются тут блеснуть мастерством. Приехать сюда можно на метро (с 1-ой и 10-ой линий). Называется нужная вам остановка Saint Germain des Prés.

Оказавшись в этом уникальном месте, вы можете выбрать себе по вкусу одну или несколько тематических (от исторических до гастрономических) экскурсий (средняя стоимость 100-150 евро).

Сен-Жермен-де-Пре так же очень удобен для проживания. Это настоящий парижский район, безопасный и спокойный, в тоже время он сам насыщен достопримечательностями, да и до других памятников здесь недалеко. Отели в Сен-Жермен-де-Пре смотрите по этой сcылке.

Монастырь Сен-Жермен-де-Пре

История квартала уходит истоками к временам правления франкского короля Хильдебера. Он привез из Испании во Францию ценнейшую реликвию, а именно тунику Святого Викентия. В 541 году для ее хранения построили монастырь, впоследствии названный в честь канонизированного отца-основателя епископа Жермена. До наших дней от крупнейшего аббатства сохранилась только церковь на площади Сен-Жермен-де-Пре. Кстати, она старейшая в Париже. Ее колокольню (сооруженную в 11-ом веке) видно издалека, а сам храм украшен удивительно изящной росписью живописцев 19-ого века. В самой церкви упокоены останки некоторых представителей королевских фамилий и иных знаменитых людей.

Посещение - бесплатно

Адрес: 3 Place Saint-Germain des Prés

Станция метро: Saint-Germain-des-Prés

Сен-Сюльпис

Заслуживает внимания и еще одна церковь, расположенная в этом районе. Ее строительство длилось почти 130 лет, изредка прекращаясь от недостатка финансирования. Крупнее этой церкви лишь Нотр-Дам-де-Пари, а расположенный в ней орган - вообще самый большой во Франции. Первый камень, по одной из версий, был заложен в 17-ом веке самой королевой Анной Австрийской. Речь идет о церкви Сен-Сюльпис. Вы найдете ее между Люксембургским садом и бульваром Сен-Жермен. Построена она в иезуитском стиле и долгое время считалась парижанами самой некрасивой церковью города.

До 1884 года считалось, что она стоит на нулевом (Парижском) меридиане, по центру пола храма проходит медная полоса, меридиан этот символизирующая. С 1884 года отсчет начали по Гринвичу. Английский писатель Дэн Бра́ун в нашумевшем и экранизированном бестселлере «Код да Винчи» в одной из ключевых сцен описал именно этот храм, а Гюго в нем венчался.

Вход - бесплатно.

Адрес: 2 Rue Palatine

Станция метро: Saint-Sulpice

Люксембургский сад

Если вы пойдете от Сен-Сюльпис по улице Servandoni (бывшей улице Могильщиков, мимо дома д’Артаньяна), то окажетесь у Люксембургского сада. Занимает он почти 25 гектаров и включает в себя великолепный дворец, окруженный огромным парком. Гуляя по аллеям, вы насладитесь скульптурами, фонтанами и ландшафтным дизайном. Помимо этого и в самом саду есть особые достопримечательности. А именно, театр миниатюр, исторические скульптуры или старинные качели.

Станция RER: Luxembourg

Ещё один дом д’Артаньяна

Дом уже не вымышленного, а настоящего д’Артаньяна. С набережной граничит дом всенародного любимца мушкетера д’Артаньяна. Мемориальную доску, недвусмысленно об этом свидетельствующую, можно увидеть на угловом доме улицы Бак. Несомненно, гасконец здесь жил, однако это историческое лицо не совершало подвигов описанных в романе Дюма. Тем не менее, жилище расположено в живописнейшем уголке с архитектурой, передающей дух эпохи мушкетеров. Так что визит сюда будет интересен с эстетической точки зрения.

Адрес: 1 Rue du Bac

Станция RER: Musée d’Orsay

Где поесть в районе Сен-Жермен-де-Пре

Вдоль берега Сены расположились антикварные магазинчики, книжные и художественные магазины, бутики, кафе. Квартал станет настоящей находкой для гурманов, ведь в нем целая плеяда заведений общественного питания, их порядка 60 (от скромных уличных бистро до шикарных ресторанов). Здесь можно отведать лучшие во Франции блюда, найти разные виды сдобы, колбас, нежнейших паштетов, различных деликатесов.

Обед в бистро обойдется 30 евро. Если собираетесь покушать в ресторане, учитывайте, что обед там стоит от 50 евро. Для сравнения и справки: в ресторане Polidor (одном из лучших ресторанов этого района, специализирующегося на блюдах французской кухни), стоимость блюда начинается от 12 евро. Самые знаменитые рестораны района: Les Deux Magots (6 Place Saint-Germain des Prés), Café de Flore (172 Boulevard Saint-Germain) и Le Procope (13 Rue de l’Ancienne Comédie).

Музеи Сен-Жермен-де-Пре

Если же душа жаждет насладиться искусством, то в поисках пищи духовной лучше отправиться в музей. Музеи Майоля (59-61 Rue de Grenelle) и Делакруа (6 Rue de Furstenberg) посвящены отдельным личностям, а Музей Орсе - истории искусства. Экспозиция музея состоит из работ творцов 19-го и 20-го веков. Это настоящий кладезь шедевров импрессионизма. Музей д’Орсе - один из популярнейших в мире, расположился он в здании бывшего вокзала. Представленная экспозиция очень многогранна: архитектура, скульптура, фотографии, аудио-видеозаписи, музыка и даже мебель. Все это соседствует с полотнами Моне, Дега, Ван Гога, Писсарро, Боннара, Коро, которые украшают внутреннее убранство музейных помещений.

Адрес музея: 62, rue de Lille. А ближайшая к нему станция метро называется «Solferino» или станция RER Musée d’Orsay . В подземке легко найти выход станции «Музей д’Орсэ»

Работает музей ежедневно, кроме понедельника с 9:30 до 18:00, а по четвергам до 21:45. Входной билет стоит 12 EUR. Бесплатный вход - в первое воскресенье месяца.

В Сен-Жермен-де-Пре полно небольших картинных галерей, предлагающих купить картины, антикварных магазинчиков, книжных лавок. Здесь живет интеллектуальная элита города: философы и литераторы, художники и профессура. Они любят свой район и заботятся о нем. Надеемся прогулка по Сен-Жермену понравится и вам.

Путеводитель по франции. ﻿ Путешествие во Францию: рассказ про поездку в Сен-Жермен-эн-Лэ Где поесть в районе Сен-Жермен-де-Пре